The Russian European: the Phenomenon of Mikhail Shishkin
Скачать файл:
URI (для ссылок/цитирований):
https://elib.sfu-kras.ru/handle/2311/34779Автор:
Mikhailova, Galina P.
Михайлова, Г.П.
Дата:
2017-09Журнал:
Журнал Сибирского федерального университета. Гуманитарные науки. Journal of Siberian Federal University. Humanities & Social Sciences;2017 10 (9)Аннотация:
The concept of the “Russian European” and the way it is understood is linked with the definition of Europe as an idea and an identity. Perception of Europe as a symbol and a cradle of spiritual, ethical and legal values characterize mentality in Russia as well as in Central and Eastern Europe. This allows to compare models of behaviour and ways of thinking as well as crisis periods of self-identification of such “Europeans” as Shishkin and Cz. Milosz who both encountered Western Europe. Trying to preserve Russian national identity while being in Switzerland, Shishkin turned to a discursive position, which might be described as preservation of “heritage of cultural forms” and wrote a literary and historical guidebook “Russian Switzerland” and an essay collection “Montreux-Missolunghi-Astapovo, in the Steps of Byron and Tolstoy”. As far as publicism is concerned the “recipe” of changing and revival of Russia proposed by Shishkin is traditional enough for Russian westernists: “Information. Education. Mitigation of customs. Freedom of speech”. The article emphasizes that the “recipe” is based on philosophy of human dialogical nature, and it is closely related with the idea of freedom and with ethics of dialogical personalism rooted in categories of responsibility, commitment, sympathy and compassion. It is important that compassion is the nerve of Shishkin’s big and small prose. Asserting dialogical relationship with Western civilization and culture and being convinced of impossibility of “dialogue with the state”, Shishkin as Nabokov before him takes out civil service of the writer beyond belles-lettres but reserves his right for critical reflection and for comment in genre of publicism. Shishkin’s desire to identify himself with cosmopolitical cultural elite is obvious. For this very reason his judgements of “another Russia” and his own affiliation with it implies most of all cultural opposition; his position is about individual self-determination of an artist, principle of civil particularism harmonically combined with cosmopolitism and “smart nationalism” Понятие и понимание «русского европейца» связаны с определениями Европы как идеи и как идентичности. Представление о Европе как символе и колыбели духовных, этических и правовых ценностей присуще ментальности как России, так и Центральной и Восточной Европы.
Поэтому есть возможность сравнить модели поведения и образ мысли, а также временные
периоды кризиса самоидентификации эмигрировавших «европейцев» Шишкина и Чеслава Милоша, столкнувшихся с Западной Европой. Оберегая русскую национальную идентичность,
Шишкин, оказавшись в Швейцарии, обратился к дискурсивной позиции, которую можно обо-
значить как «наследие культурных форм», и написал литературно-исторический путеводитель и сборник эссе, посвященные русским «местам памяти» в Швейцарии. Что касается публицистики, то предлагаемый Шишкиным «рецепт» для перемен и возрождения России – «Информация. Просвещение. Смягчение нравов. Свободное слово» – достаточно традиционен для русских «западников». В статье подчеркивается, что в основе «рецепта» лежит философия диалогической природы человеческого бытия, тесно связанная с идеей свободы и с этикой
диалогического персонализма, основанной на категориях ответственности, обязательств,
симпатии и сострадания. Важно, что именно сострадание является нервом большой и малой прозы Шишкина. Утверждая диалогические отношения с западной цивилизацией и культурой и убедившись в невозможности «диалога с государством», Шишкин, как некогда Набоков,
выводит гражданское служение писателя за пределы художественной прозы, но оставляет
за собой право критической рефлексии и комментария в жанре публицистики. Очевидно желание Шишкина отождествить себя с космополитичной культурной элитой. Поэтому его суждения о «другой России» и своей принадлежности к ней подразумевают, прежде всего, культурную оппозицию; его позиция – это позиция индивидуального самоопределения художника, принцип гражданского партикуляризма, гармонично сочетающийся c космополитизмом
и «умным национализмом»